Кровавая купель - Страница 19

К оглавлению

19

— Бог ты мой… и все-таки это хаос, нет? Как что-то из Библии. Наверняка погибли тысячи. Разрушены города. И если это сумасшествие стойкое, правительству придется куда-то их девать. Целые графства превратятся в сумасшедшие дома.

— Слава Богу, это не наша проблема… Холодно?

— Да, немного.

Она дрожала, но это было всего лишь от холода. Я подкинул еще дров в огонь. Вскоре белые языки пламени загудели в трубе, заполнив комнату пульсирующим светом таким ярким, что свеч не надо было.

Поев, мы сели рядом на диван и смотрели, как пляшет пламя, как будто это был последний хит телевидения.

Я все время возвращался мыслями к родителям. В отличие от остальных я не видел их сумасшедшими и потому не мог заставить себя поверить, что они тоже спятили. Я знал, что, войди они сейчас вот через эту дверь, они были бы такими же, как всегда. Нормальные взрослые, для которых главным были интересы детей. Сара обняла диванную подушку.

— Наверное, это было в воде. Наркотик или токсин.

— Но кто мог бы такое сделать?

— Террористы.

— А почему на нас не подействовало? Ведь оно поражает безумием только людей старше двадцати.

— У взрослых уровень гормонов в крови не такой, как у детей и подростков. Может, эти гормоны и реагируют на яд. Или на газ.

Снаружи из тьмы постукивал по окнам дождь. Сара закрыла шторы. Она говорила, что ей не хочется в темноте смотреть на стволы деревьев, окружающих коттедж. Как призрачные часовые, которые ждут, чтобы что-то случилось.

Вернувшись, она села на диван рядом со мной. Иногда, когда она так садилась, я ощущал гул возбуждения. Десятки раз за последние три дня мне хотелось просто протянуть руку и коснуться ее руки или светлых волос.

Пиво не способствовало самообладанию. Я хотел ее коснуться. Ничего такого дико сексуального, но просто хотелось бы сидеть на диване, обняв ее за плечи, и глядеть на живой огонь за решеткой.

Сара откинула волосы на плечо. Это движение повторила ее большая искаженная тень на стене, отброшенная пляшущим пламенем камина. Она была так красива — читай она сейчас вслух телефонную книгу, я бы впитывал каждое слово.

— Ты говорил, что люди шли по шоссе к югу.

— Их были тысячи. Просто людская река. Такое нельзя вообразить, если не видеть своими глазами.

— Значит, взрослые не просто сошли с ума. То есть не просто бегают и орут. Здесь есть система.

— Система есть, это точно. Родители убивают своих детей. Взрослые, у которых детей нет, убивают всех, кому меньше двадцати.

— Но это почти как если бы они следовали новым инстинктам. Они убивают — да, мы это видели. Но они еще сбиваются в стаи, как птицы. И как только собирается достаточно большая группа, что-то велит им идти на юг. Ник, они мигрируют.

— Мигрируют?

— Ну да, как перелетные птицы. Но куда?

Я пожал плечами:

— Может быть, когда-нибудь узнаем. Как бы там ни было, эффект этого безумия может быть временным. Может, завтра все эти люди очнутся в поле в сотне миль от своего дома, гадая, как они тут оказались.

— Как бы я хотела, чтобы ты был прав! — Вина?

— Да, спасибо. — Она помолчала и вдруг спросила: — Ты уверен, что тебе удобно здесь на диване?

В этом вопросе было больше, чем кажется на первый взгляд. Я спал на этом диване уже три ночи. Наверху были две спальни с двуспальными кроватями. В одной спали Две младшие сестры, в другой Сара — одна в двуспальной кровати.

Я сказал, что вполне нормально, и мы болтали дальше. Что произносили наши языки — это было не важно.

Мы общались взглядами, движениями голов и рук, и еще этот жест, которым она поправляла волосы, сиявшие в свете камина.

— Как твое лицо? — спросил я, глядя на темнеющий кровоподтек.

— Не болит, но все еще распухло. Даже на ощупь можешь почувствовать.

Сара приглашала меня до нее дотронуться. Она отвела в сторону прядь волос и наклонилась ко мне, сидя боком. Когда ее глаза глядели прямо в мои, у меня по жилам шел электрический ток.

Я робко провел пальцем по ее щеке. И не остановился. Не мог себя остановить. Я гладил пальцами ее кожу, вниз по горлу, одним движением по линии волос к затылку.

Она скользнула ко мне по подушкам дивана, приподняв обтянутые юбкой бедра.

Поцелуй. Нежный. Как удар сладости и теплоты. И она целовала меня, как и я ее.

Я вдыхал ее, пахнущую мылом, волосами и кожей. Ощущал ее вкус.

Мы крепко держали друг друга и целовались. Я опустил руки вдоль ее выгнутой спины, туда, где футболка была заправлена в юбку. Она была готова ко всему, горячо дышала мне в ухо. Я хотел видеть ее обнаженной в свете пламени.

И потом я разорвал клинч. Дрожа и тяжело дыша, я встал, а она подняла глаза, синие и блестящие.

Вдруг мне стало неловко.

— Я сейчас еще дров принесу.

Сара улыбнулась:

— Не надо, и так тепло. И я все равно иду спать. Кажется, я уже не чуть-чуть пьяна.

— Я тоже.

Я знал, что сегодня мы будем спать на своих обычных местах. Сара наверху, я на диване. Назовите это условностями ухаживания, но что-то мне подсказывало, что не надо торопить события. Меня уносили жар и головокружение, а Сара казалась прекраснее всего на свете.

Сегодня у нас физической любви не будет.

Но завтра, говорил я себе, когда мы целовали друг друга в щеку, прощаясь, а потом она уходила вверх по лестнице, завтра будет.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Плохие сны не уходят прочь

Вот что мне снилось.

Я открыл дверь коттеджа, и там стояли мама и папа. Они были рады меня видеть.

— Привет, Ник! — сказал папа.

19