Дальше я не помню.
Сначала у меня разлепились губы. Потом прорезался глаз. Я был трупом, лежащим в темноте.
Качнул головой влево. Шея заболела.
С усилием я разлепил второй глаз. Осторожно потрогал каждый глаз по очереди. Они распухли и были покрыты засохшими струпьями чего-то, что могло быть кровью. Лицо одеревенело и распухло.
Я помнил Слэттера и вспаханное поле. А где я теперь — Бог один знает.
Пока я лежал и пытался заставить мозг работать на все четыре цилиндра, в комнате вспыхнул свет.
— Ну наконец-то… пришел в себя. Я узнал голос Сары.
— Ага… только чувствую себя полумертвым.
— Тебе повезло, что ты не на все сто процентов мертв… Если у тебя будут еще появляться такие блестящие идеи, я тебе сама наступлю на голову.
— Это он и сделал?
Я смог достаточно сфокусировать зрение, чтобы увидеть, как Сара кивнула. Она сидела на краю моей кровати.
— Дэйв считает, что твою жизнь спасло только одно — почва была такая мягкая, что твоя глупая голова ушла в нее.
— Мы в той самой гостинице?
— Как бы не так. Я тебя полчаса затаскивала в машину. Потом за нами вернулся Дэйв. Он и нашел этот мотель, где мы остановились на ночь. Мы здесь уже… — она посмотрела на часы, и светлые волосы упали ей на лицо, — пять часов.
— А где Слэттер?
— Ушел пешком в ту сторону, откуда мы приехали.
— Он вернется… Святый Боже, я впервые в постели за… черт, даже не припомню, за сколько времени.
Сара зажгла свечу. Я встретил взгляд ее заботливых глаз.
— Он твое лицо превратил в кашу. Это один большой синяк.
И вдруг, без предупреждения наклонилась ко мне и поцеловала в лоб.
— Ты дурак. Ник Атен. — Она погладила меня по волосам. — Но я еще большая дура. Я стала для тебя слабым местом. Так… теперь ты здесь полежишь, а я принесу тебе суп. Куриный устраивает?
— Вполне, сестра.
— Я тебе еще и хлеба принесу… Не волнуйся, зубы у тебя остались, так что жевать ты сможешь. Когда она вернулась, я натягивал рубашку.
— Куда ты собрался?
— Надо посмотреть на тот желтый микроавтобус. Почистить ему свечи перед завтрашней дорогой.
— Ты никуда из этой кровати не пойдешь, детка. — Она толкнула меня назад. — На улице уже почти стемнело. Нет, Ник, оставайся, где лежишь, а то я спрячу твои джинсы.
Я неуклюже лег обратно, пытаясь не показать, что мне больно.
— Его надо осмотреть. Там не двигатель, а несчастье.
— Завтра посмотришь. Дэйв мне сказал, что планирует оставаться здесь не меньше двух ночей. А то многие из детей раскапризничались. Начинает действовать шок от смерти Ребекки и тех двух сестричек. Ему уже пришлось ловить пацана, который хотел уехать на велосипеде один.
Сара кормила меня супом. Я глядел ей в лицо, и взгляд ее голубых глаз поддерживал мой организм не хуже питания, но по-другому. Мы проговорили еще добрый час, пока она поцеловала меня на ночь и погасила свечу.
Я хотел бы, чтобы она не уходила. Было бы приятно присутствие другого человеческого существа.
На следующий день.
Свеча была забрызгана, как и вчера. Я нашел гвоздь и с его помощью кое-как соскреб пригоревшее масло.
Пока я это исполнял под стекающими с дерева каплями, прибежал вприпрыжку Дэйв.
— Ник, ты уверен, что уже оправился настолько, чтобы этим заниматься?
— Его надо починить. Зажигание в цилиндре не срабатывает.
— Как ты себя чувствуешь?
— Все болит. Слэттер вернулся?
— Нет, мы его после этого не видели.
— Слэттер теперь, когда набил мне морду, утишил внутреннюю жажду. День или два он будет тихим.
— Если он не появится завтра к восьми, поедем без него.
— Далеко еще до гостиницы?
— Чистой дороги — часа четыре или пять. Если отдохнем и пополним запасы.
— А как ты думаешь, в гостинице мы сможем наладить жизнь?
— Не вижу, почему нет. Если сможем вырастить на нескольких полях кукурузу и овощи, и там наверняка должны быть овцы, и…
— Нет, я не только про еду. — Я выпрямился, вытирая руки ветошью. — Это еще самая мелкая из наших проблем. Даже если семейство Креозот и оставит нас в покое, нас все равно ждут трудности.
— Какие ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, кто будет боссом? Кто будет говорить нам, что делать — а потом проверять, что это сделано?
— Какое-то время управлять будет Распорядительный комитет, а потом мы проведем выборы и определим состав следующего Распорядительного комитета.
Я захохотал. Сразу заболело лицо — но я хохотал так, что Дэвид Миддлтон, солнечный лучик Иисуса, посмотрел изумленно и недоуменно.
— Послушай, Дэйв, среди этих детей полно таких, которые разумными или рассудительными людьми не являются. Ты понимаешь? Это не те хорошие детки, которые приходили к тебе на церковные уик-энды. Большинство — да, но много просто мелких и злобных негодяев.
— Ник, мы в беде. Они все увидят опасности и необходимость сплотиться, вести себя разумно и…
— Хрен они увидят! Сейчас они тихие, потому что в шоке. Но они уже начинают из него выходить. Ты это мог бы своими глазами увидеть. Курта я помню по школе. У него были неприятности с полицией — дрался в клубах… Поправка: он всегда ждал, пока возникнет драка, а потом бил ногами тех, кто уже лежал на полу. Девица с рыжими волосами, которая вечно жалуется, — ее прихватили за продажу наркотиков. Я ж, как и ты, ходил в школу и держал глаза открытыми. Ты не хуже меня знаешь, что среди детей есть хулиганы, воришки, есть такие, которые эксплуатируют младших или слабых угрозами и насилием.